В номере от 23 февраля «Литературной газеты» помещено письмо в редакцию В. Шаламова, автора «Колымских рассказов», где он язвительно протестует против печатания его рассказов в «Посеве» и в «Новом Журнале», несмотря на то, что печатание всегда сопровождается замечанием, что оно делается без ведома и разрешения автора.
Но дело даже не в этом, а в утверждении автора письма, что «Проблематика “Колымских рассказов” давно снята жизнью. Иными словами – лагерей в СССР больше нет. Утверждение – явно идущее в разрез с действительностью: всего несколько месяцев назад из лагерей освобожден Синявский; в лагерях сидят Амальрик да и многие другие, не говоря уже о наличии психиатрических лечебниц.
Два предложения невольно приходят на ум: или Шаламов действительно «ссучился» или он всегда был «их» – «стукачем». Можно предположить и третье – его заставили написать. Но и эта версия не к чести автора «Колымских рассказов» - существует немало совестких писателей, которых печатают в эмигрантских издательствах, но которые все же не посылали в советских газеты унизительных для себя писем.
Заметим кстати, что нам известно, что Шаламов переписывается с эмигрантами и даже прислал одному из них для отзыва сборник своих стихов.
Ниже мы помещаем небольшую статью молодого советского автора, недавно покинувшего СССР, посвященную как раз «письму» Шаламова.
Ред.
Бердяев говорил, что одно из самых невыносимых переживаний в человеческой жизни – разочарование. В себе, в вере, в убеждениях, а м.б. еще страшнее – в людях близких, уважаемых, любимых...
Остается только постараться понять, быть терпимым.
Зато, по мудрости народной – «предателю первый кнут».
Именно в такой последовательности и возникают реакции, чувство человека, узнающего, что Колымы больше нет, что она упразднена, узнающего это от Варлама Тихоновича Шаламова, автора «Смерти поэта». От того, кто с таким талантом, с такой умной беспощадностью показал оперов, кумовьев, начальников Дальстроя, описал ужас этапов, пересылок, общих работ; рассказал о холодной гибели в бурах, кандеях, тюрьмах. Шаламов с такой теплотой говорил о настоящих врачах, подлинной любви и взаимопомощи, где еще их найти? которые возникают в лагерях. И с таким уважением о тех зэках, которые сумели не поддаться гнусному лагерному принципу «лучше ссучиться, чем мучиться».
Где проходит грань «ссучивания» - предмет бесконечных лагерных споров: вчера еще считалось непорядочным чистить запретку, строить бур. Сегодня к этому относятся снисходительно. Граница эта зыбкая. Александ Исаевич в «Круге Первом» ее обозначил: непредательство.
В свое время и Пастернак, и Солженицын посылали письма Хрущеву и в Литературку. Первый о том, что не может, не в состоянии покинуть страну. Второй протестовал против пиратских изданий своих произведений в некоторых западных издательствах. Отмежевание от заграничных публикаций – дело понятное, почти само собой разумеющееся. Чтобы людей не ставить в трудное положение почти все русские зарубежные журналы всегда подчеркивают «печатается без ведома автора».
Заверения в преданности партии, ссылка на «инвалидность» (не с упраздненной ли Колымы она?), мешающей «участвовать в общественной жизни», сплошные ругательства – несколько замшелый лексикон ждановщины можно понять, пожалеть человека за неприятные минуты. Ну, вызвали, показали «Посев» и «Новый Журнал» (а то сам, что ли, пошел признаваться, что они к нему в руки попали?), гаркнули как следует, - и подсунули текст.
Но вот самоубийственная фраза, “La petite phrase”, и от нее (по нашим временам) была четкая и твердая возможность избавиться: «проблематика колымских рассказов снята жизнью»...
Нет не снята. На Колыме сейчас сидит Андрей Амальрик с нелеченным менингитом. В Мордовии, во Владаимире людей морят голодом.
Все это Шаламов знает, знает и что по 190-ой статье сажают в лагеря с закоронелыми убийцами.
Кстати «Колымских рассказов» может быть и не было? Что это за произведение, упоминаемое Литгазетой? В советских издательствах ничего подобного не выходило.
Варлам Тихонович, с каждого разный спрос. Как старому лагернику можно и Вам сказать: «Вы ссучились!»
Н.
