«Светотень» — роман об искусстве и власти, о творце и тоталитарном государстве, о страхе, соблазне и зле. В центре повествования — судьба великого режиссера Георга Вильгельма Пабста: гения кино, эмигранта, которому пришлось вернуться в гитлеровский рейх. Он еще верит, что не поддастся соблазну сотрудничества с варварским бесчеловечным режимом, что не подчинится никакой другой диктатуре, кроме диктатуры искусства, но он уже сделал свой первый шаг к ловушке, из которой ему не выбраться… Немецкий и австрийский писатель Даниэль Кельман родился в 1975 году в Мюнхене. Звезда современной немецкой прозы, один из крупнейших современных прозаиков, автор романов-бестселлеров «Измеряя мир», «Ф», «Тилль». Обладатель многих литературных наград, номинант Международной Букеровской премии. Стиль Кельмана сочетает в себе достоверность и точность реализма с идеально отмеренной долей фантасмагории — в этом отношении он наследует давним традициям германской литературы. Роман «Светотень» страшен и прекрасен. Прекрасен не только своей актуальностью, но прежде всего искусством автора: перед нами мастер высшей литературной лиги. Рассказывая о людях кинематографа, роман разворачивается перед нами как настоящий фильм — в зримых, точных мизансценах. «Все это безумие, Франц, это адское безумие дает нам возможность снять великий фильм. Без нас все было бы точно так же, никому не было бы лучше, никто не был бы спасен. Только этого фильма не существовало бы...»
Daniel Kehlmann's novel about a film director in the Third Reich, about art and power, beauty and barbarism, is a triumph. Lichtspiel shows what literature can do: let truth emerge through invention. One of the greatest in cinema, perhaps the greatest director of his era: G.W. Pabst was shooting in France when the Nazis seized power; fleeing the horrors of the new Germany, he fled to Hollywood. But under the dazzling California sun, the world-famous director suddenly looked like a dwarf. Not even Greta Garbo, whom he had made immortal, could help him. And so, almost without having done anything, Pabst finds himself back in his native Austria, now called Ostmark. The barbaric nature of the regime is felt very clearly by the family that has returned home. But the Minister of Propaganda in Berlin wants the film genius, he won't take no for an answer, and he promises a lot. While Pabst still believes that he can resist the courtship, that he will not submit to any dictatorship but that of art, he has already taken the first step into a situation of hopeless entanglement.
