Осенью 1915 года, к концу первого года тогдашней мировой войны, в витрине новгородского книжного магазина появилась книга стихов, которая произвела на меня огромное впечатление. Вернее, впечатление на меня произвело название книги; ее содержания я не читал; она стоила 1 рубль 5 копеек, а нужных денег у меня не было. Называлась она «Ошибки в пути», и на обложке была напечатана строфа из одного из стихотворений:

Не будьте так строги
К ошибкам в пути,
Откройте дороги
И дайте пройти.

Это все, и слова эти врезались мне в память на всю жизнь. Повторяю: ни содержания книги, ни имени ее автора я не помню. Но призыв «не будьте строги к ошибкам в пути» все время живет со мной.

Вспомнил я об этом по получении нового сборника стихов Иосифа Бродского «Остановка в пустыне». Что-то в этом заглавии перекликается с «Ошибкам в пути», хотя советские диктаторы очень строго отнеслись к его ошибкам в пути, дорог ему не открыли и пройти не дали.

Книга Бродского, как и его первая – предыдущая, просто озаглавленная «Стихотворения и поэмы»[,] удивительно хороша. В Бродском много от Лермонтова. Лермонтовский вопль «На смерть поэта» не замолкает в Бродском ни на минуту, а поэтов, о смерти которых Бродскому приходилось вопить, очень много.

Неудивительно, что стихи Бродского не понравились знаменитым знатокам советской словесности, профессору Хрущеву и доценту Брежневу. Бродский оказался вынужденным на пути к бессмертию несколько раз останавливаться в пустыне – выжженной пустыне советской литературы.

Привожу наугад несколько стихотворений Иосифа Бродского, характеризующих совершенные им в пути ошибки. Главная заключалась и все еще заключается в его интенсивной личности. Советский поэт не имеет никакого ленинского-сталинского права быть лириком в отношении себя. Он может предаваться лирическим настроениям только по поводу партии и личности вождя.

С точки зрения профессоров Хрущева и Брежнева, лирика и тунеядство – одно и то же. Лирик не может не быть тунеядцем и наоборот, тунеядец не может не быть лириком. При Хрущеве и Брежневе Лермонтов был бы сурово осужден за тунеядство.

…Сучья под ними трещали,
они неслись, как в бреду.
Коровы в кустах мычали
и быстро спускались к пруду.
И вдруг все увидели ясно
(царила вокруг жара):
чернела в зеленой ряске,
как дверь в темноту, дыра.
Кто их оттуда поднимет,
достанет со дна пруда?
Смерть, как вода над ними,
в желудках у них вода.

* * *

Смерть – это наши силы,
это наш труд и пот.
Смерть – это наши жилы,
наша душа и плоть.
Мы больше на холм не выйдем,
в наших домах огни.
Это не мы их не видим –
нас не видят они.

* * *

В деревне Бог живет не по углам,
как думают насмешники, а всюду.
Он освящает кровлю и посуду
и честно двери делит пополам.
В деревне Он – в избытке. В чугуне
Он варит по субботам чечевицу,
приплясывает сонно на огне,
подмигивает мне, как очевидцу.
Он изгороди ставит. Выдает
девицу за лесничего. И в шутку
устраивает вечный недолет
объездчику, стреляющему в утку.

Новая книга Бродского выпущена издательством Чехова. Это – событие в нашей эмигрантской русской литературной жизни. Издательство имени Чехова, существовавшее на средства Фордовского Фонда, было ликвидировано несколько лет назад. Теперь, благодаря усилиям Эдуарда Клайна и Макса Хэйворда, оно возобновилось с помощью бышей директрисы чеховского издательства – миссис Лиллиан Плэнт. Первый сборник Бродского был выпущен издательством с неуклюжим именем «Интер Лэнгведж Литерери Асосиэйтс». Оно собирается выпустить еще несколько сборников стихов и прозы выдающихся русских подсоветских писателей и поэтов.

Можно позавидовать энергии гг. Клайна и Хэйворда и пожелать им всяческого успеха. Макс Хэйворд превосходно проредактировал второй сборник.

Краткий биографический очерк сжато, но ярко рисует Бродского. Жестокие этапы в трагической жизни выдающегося русского поэта, которого злая судьба перебросила в нашу страну во второй половине двадцатого столетия: преследования, тюрьма, ссылки, нападки. Страшный российский рок, который ведет

Пушкина под дуло пистолета,
Достоевского на эшафот.