Народ проклянет

У казахского народа есть глубокая по своей сути и метка по форме поговорка: «Если тебя тяготит твоя безвестность, то подожги степь, и ты станешь известен, но народ проклянет тебя».

Солженицын подтвердил философский смысл этой поговорки, став предателем. Поэтому я всецело согласен с той оценкой, которая была дана его творчеству, его политическому облику на страницах газеты «Правда» и в уже опубликованных выступлениях советских писателей.

Ануар АЛИМЖАНОВ

Растленная душонка

Мне не раз приходилось участвовать в международных дискуссиях по литературным вопросам. Писатели Запада на таких дискуссиях порой упрекают нас, советских литераторов, в том, что мы «лакируем» действительность, что мы преувеличиваем наши успехи. На подобные упреки я всегда отвечаю так: в годы Великой Отечественной войны из наших деревень было призвано в армию несколько миллионов человек. Но, несмотря на то, что колхозы лишились рабочих рук, поставки хлеба и других продуктов стране, фронту не только не уменьшились, но и увеличились. И если старики, женщины, подростки, работавшие на полях, были плохо одеты и обуты, не всегда ели досыта, то какой же силой духа они обладали, какая великая любовь к Родине и какая жгучая ненависть к врагу вдохновляла их на труд, равный подвигу! Мы, писатели, все еще в долгу перед ними, потому что не отобразили и десятой доли того, что сделали эти герои тыла для своей страны.

Много романов и повестей, поэм и стихотворений написано о героях сражений под Москвой, Сталинградом, Курском… Но мы, писатели, все еще в долгу и перед ними, героями фронта.

Когда некоторые зарубежные писатели твердят о «лакировке», ясно, зачем они это делают, кому прислуживают, какие цели преследуют. Но когда нашу историю и нашу действительность начинает порочить, обливать грязной клеветой человек, который видел, что совершили советские люди во время войны, и который, если бы захотел, мог увидать и те славные деяния, что совершаются в стране ныне, нельзя не задаться вопросом: кто он, помнит ли, на какой земле родился, во имя чего извергает хулу на все, что его окружает. Утверждать, что мы одержали победу под Сталинградом благодаря штрафным батальонам, – это значит не только кощунственно топтать самое святое для народа – могилы павших героев, но и растлить собственную душу.

Анатолий АНАНЬЕВ

Мы отвечаем презрением

Хорошие, а главное – четные и чистые книги выходят из-под пера тогда, когда автор добавил в чернильницу каплю собственной крови. Это сказано не сегодня и доказано всей историей великой русской литературы.

А что получается, если чернила полностью заменить ядом, всем нам продемонстрировал сегодня бывший писатель Солженицын. Скупой, как поначалу казалось, в своей литературной манере на каждое лишнее слово, он оказался беспредельно многословным и щедрым в клевете на наш строй, на наш народ, на наше прошлое и настоящее.

Он претендует на знание истории. Но что это за знание и какой истории? Солженицын оплакивает царскую Россию и рисует жизнь в ней легкой и приятной. Весь убогий смысл солженицынской формулы истории сводится к свободе ломать шапку перед барином, слепнуть при лучине и ограничивать грамотность четырьмя классами церковноприходской школы.

Я сам по образованию историк, по первой моей профессии – учитель, а по нынешней, ставшей уже основной и на всю жизнь, – литератор. Я хорошо помню моих юных учеников, перед которыми когда-то впервые произнес святые слова о славе Родины, о величии ее истории, о любви и верности своему народу. Я льщу себя надеждой, что неплохо знаю и нынешних моих читателей, участвующих в социалистическом строительстве, – о них и для них я писал и буду писать и дальше. Географически район моего писательского внимания – Сибирь, ее люди и ее новь. Некогда глухая окраина, даже больше чем окраина – белое пятно на карте, она превратилась за годы Советской власти в край молодости, край великих строек коммунизма. Ее богатства хранили за семью печатями не только мачеха-природа – царский строй прятал их от народа, которому они по праву принадлежали. Нужен был Октябрь, нужны были пятилетки, нужен был новый, освобожденный человек, чтобы приложить к ним руки.  

Но Солженицын и знать не желает того, что порядки при социализме устанавливаются людьми и для людей, народом и для народа. Он сознательно вступил на путь предательства. Он есть фигура и голос дремучего прошлого, от лица которого в наше время выступают самые злейшие враги мира и прогресса, антисоветчики и антикоммунисты, с готовностью принявшие в свои объятия этого отщепенца.

Виль ЛИПАТОВ

Бессильная злоба

Не впервые Солженицын претендует на роль проповедника и пророка. Не впервые он берется оправдать то, что оправдать нельзя, – царизм, фашизм и предательство. О «гуманности» царизма вряд ли посмели бы так говорить даже самые отъявленные черносотенцы. А вот Солженицын «посмел».

Дело с оправданием фашизма и разного рода квислингов обстоит иначе. Тут лавров первооткрывателя Солженицыну явно не снискать. Этим занимался и занимается целый сонм «адвокатов», начиная с битых нашей армией генералов и кончая рядовыми вещателями из «зондеркоманд». Солженицын же лишь присовокупил к их голосам свой голос.

Нет сомнения, что те, кому служит Солженицын, щедрее гитлеровцев. Они платили власовцам награбленной рухлядью и водкой, эти же платят Солженицыну звонкой монетой, конечно, пока им это на руку.  

Юозас МАЦЯВИЧЮС

Клеветник

Откровенный контрреволюционер, враг социалистического строя, всех многотрудных побед и свершений нашего народа, Солженицын не обошел своей ненавистью и советскую литературу, рожденную Октябрем.

Он пытается оплевать все, что свято для миллионов умов и сердец. Со страниц сочинения «Архипелаг Гулаг» многократно срывается брань по адресу Горького – одного из мировых художников слова, основоположника литературы, социалистического реализма, великого гуманиста. Глумясь над творчеством Маяковского, он с издевкой цитирует именно те строки, которые посвящены Ленину, обращены к комсомолу, к деятелям искусства, – мы знаем их наизусть и повторяем, как клятву.

Современна литература не знает произведений, в которых драматизм социально-исторических сдвигов выразился бы с большей силой, чем в творчестве Шолохова. Гипертрофированное самомнение Солженицына не может смириться с подобной очевидностью. Он пытается – все с той же антисоветской колокольни – охаять рассказ Шолохова «Судьба человека». Читая сделанный им «критический разбор», можно лишь гадать, чего в нем больше – кощунства или школярства.

Солженицын саморазоблачается в той части своей книги, которая касается борьбы народов против гитлеровской чумы. Клеймо «литературного власовца» пристало к нему надежно. Восхваляя предательство, измену, пораженчество, коллаборационизм, он все же вынужден признать, что среди находившихся в эмиграции русских писателей остались «в отчужденном одиночестве Мережковский и Гиппиус, взявшие сторону Гитлера». Устами одного фашистского наймита он порицает Бунина, который в оккупированной гитлеровцами Франции, на склоне лет, жил воспоминаниями о России, образами России… Старческая блажь! Ведь, по Солженицыну, для русского человека предпочтительней другие устремления: «В батальоны Власова. В казачьи полки Краснова. В трудовые батальоны – бетонировать будущий Атлантический вал. В норвежские фиорды. В ливийские пески…». И далее: «хоть в Парагвай, хоть в Индокитай» (I).

Касаясь «литературного» аспекта сочинения Солженицына, нельзя обойти молчанием и еще одну гнусность. Это его выпады против тех советских писателей, в творчестве которых были отображены нарушения социалистической законности во времена культа личности. Солженицына приводит в ярость, что эти писатели вместе с партией сказали горькую правду, не потеряли чувства исторической перспективы, не впали в односторонность. Именно верность партии «инкриминирует» им Солженицын – и в этом тоже сфокусирована провокационная суть книжонки «Архипелаг Гулаг».

Ныне Солженицын, а с ним и вся зарубежная фабрика-кухня антикоммунизма возопили о том, что отклики советских людей, в том числе писателей, появившиеся в «Правде» и «Литературной газете» статьи о его падении и гражданском бесчестии имеют-де чересчур резкий и суровый тон…

На мой взгляд, тон их можно счесть даже слишком сдержанным в сравнении с антисоветским содержанием и в сравнении с разнузданным «стилем» самого Солженицына.

Александр РЕКЕМЧУК