Когда читаешь объявление о новом сборнике стихов Иосифа Бродского «Остановка в пустыне», прежде всего, радуешься тому, что чеховское издательство возродилось.

Обратимся к первенцу воскрешённого издательства – к «Остановке в пустыне».

Когда стихи Бродского впервые появились за рубежом по-русски и в переводах на английский и особенно после того, как под редакцией Г. Стукова вышел хорошо составленный сборник стихотворений Иосифа Бродского, из России повеяло свежим предвесенним ветром. Стихи Бродского многих радовали, как может радовать первый подснежник, появившийся после суровой и жестокой зимы. Так начинали молодые поэты, учившиеся перед революцией и сразу после нее или у акмеистов, или у символистов.

Бродский восстановил преемственную связь поколений, обратившись к мастерам подлинной культуры через головы больших и малых пропагандистов от поэзии и прозы. То, что Бродский смолоду получил мировое признание, не могло не волновать всякого, кто по-настоящему любит и ценит подлинную поэзию.

«Остановка в пустыне» это сборник напрасно пострадавшего, много натерпевшегося поэта.

Известно, что в марте в 1964 году ленинградский суд постановил выслать Бродского на север России, как «тунеядца», заставив его заниматься тяжелым физическим трудом. За новыми стихотворениями Бродского следишь с искренним сочувствием тому, что пришлось пережить поэту.

А чтение «Остановки в пустыне» все же оставляет горьковатый осадок: дарование Бродского как-то потускнело и посерело сравнительно с его ранними стихами. Повзрослевший Бродский утратил ту юношескую непосредственность, которая приводила его к неожиданным открытиям и находкам. Стих теперешнего Бродского грубее и шаблоннее его ранних стихов.

Это совсем не означает, что сборника «Остановка в пустыне» печатать не следовало. Напротив: печатать сборник стоило, и хорошо, что его выпустили, даже с безобразным, неприличным предисловием. Бродский продолжает оставаться настоящим поэтом. Но сам факт выпуска сборника не освобождает критика от обязанности закрывать глаза на недостатки поэзии Бродского.

* * *

Какие же причины вызвали потускнение поэзии Бродского?

Известно, что молодого Бродского ободряла и поддерживала Ахматова. Когда Бродский только начинал, как переводчик, в той среде, где он вращался, еще жили традиции Томашевского и Лозинского.

Все трое умерли. Ахматову и Лозинского заменить некем. Б.В. Томашевского заменили теоретиками меньшего масштаба, к каким относятся два его сына: Б.Б. и Н.Б. Томашевские.

Трагедия Бродского и таких, как Бродский[,] – в том, что они растерялись, оказавшись без ментора большого масштаба. Будучи предоставлен самому себе, своим силам, Бродский, вместо того, чтоб подняться на верхнюю ступень, пустился на нижнюю.

* * *

Бродский и такие как он – жертвы той духовной и творческой изоляции от культуры некоммунистического мира, в которой вынуждены жить и работать советские писатели и художники.

Меня потому и возмутило порочное предисловие к «Остановке в пустыне», что автор его горделиво объявляет такую изоляцию несуществующей, а Бродского производит в сверхменторы, который даже с Пушкиным может обращаться как равный с равным (ну как, брат, Пушкин, потягаемся, кто кого).

И автор предисловия заставляет Бродского запросто беседовать с Державиным, с Некрасовым, с Блоком.

Ну, знаете ли, всякой, даже самой нахальной похвальбе, есть предел. Таким образом подменяя подлинное и бесспорное дарование Бродского мифом о его гениальности, автор предисловия дискредитирует Бродского в глазах сведущих и объективных читателей.

* * *

Предисловие это – в немалой своей части написано то ли ребусоидным, то ли тарабарским языком, многое в нем непонятно, а то, что можно с грехом пополам понять, нередко бывает или несправедливым, или что гораздо хуже, бессовестным. Кто дал право автору предисловия обвинять в неграмотности Николая Асеева, Слуцкого, Виктора Соснору? Или это право присвоило автору предисловия его собственное самоуверенное невежество?

Покойный Николай Асеев – большой и своеобразный поэт, исключительный знаток истории и теории стихосложения. И тот, кто обвиняет его в неграмотности, клевещет на него.

В творчестве молодых поэтов-новаторов Слуцкого и Сосноры, как и в творчестве Иосифа Бродского, есть свои достоинства и недостатки. Но в том, что Слуцкий и Соснора безукоризненно грамотны[,] никаких сомнений быть не может.

Больше того! В то время как творческий рост Иосифа Бродского несколько замедлился, поэт-новатор Виктор Соснора становится все совершеннее в своих поздних стихах. А автор предисловия к «Остановке в пустыне» захлебывается от восторга: на что русской поэзии такая безграмотная мелочь, как Асеев (поэт, на самом деле, гораздо более значительный, чем Бродский)[,] Слуцкий и Соснора, когда у нее есть такой титан, как Бродский! Ведь это опять-таки дурной миф о Бродском, который оказывает медвежью услугу подлинному Бродскому.

* * *

Сборник «Остановка в пустыне» тем ценнее, чем больше в нем стихотворений, которые в Советском Союзе не могут быть напечатаны из-за цензурных притеснений и ограничений.

Но ведь мы знаем, что самиздат распространяет сейчас и произведения Николая Асеева конца двадцатых[,] в том числе прекрасную поэму «Лирическое отступление» с такими строками:

Как я стану твоим поэтом
коммунизмом племя,
если крашено рыжим цветом,
а не красным время?

Распространяет самиздат и опальные стихи Слуцкого и Сосноры, столь же ценные, как и опальные стихи Бродского.

После всего этого приходиться согласиться с Михаилом Коряковым, что предисловие к «Остановке в пустыне» настолько путано и нахально, что его противно читать. Будем надеяться, что предисловия к русскому тексту воспоминаний Н.Я. Мандельштам издательство имени Чехова доверит образованному, знающему и объективному литературоведу.