Недавно французская академия распределяла ежегодно выдаваемые ею премии. Две главные, премию поэзии и премию литературы, получили два автора, вполне их достойные и французским читателям издавна знакомые: первую – семидесятидевятилетний поэт (и прозаик) Пьер Жан Жув: вторую – тоже весьма престарелый философ (профессор Сорбонны) и театральный критик Анри Гуйе. Других лауреатов перечислять не буду, и среди всех этих премий выделю одну, более всех заслуживающую нашего, русского внимания. Это премия Ланглуа, выдаваемая переводчикам. Получил ее молодой литератор, Жан-Жак Мари и, если не ошибаюсь, за первый же свой отдельной книгой изданный труд: перевод избранных стихотворений Иосифа Бродского.

Небольшая эта книга появилась в мае в Париже. В нее вошли далеко не все стихотворения Бродского, включенные в сборник его стихов и поэм, опубликованный в зарубежье, в прошлом году, на основании рукописи, присланной без его ведома, друзьями его из Советского Союза. Перевод сделан и издан точно также (как это издателем и подтверждено) без ведома автора. Переводчик отобрал стихотворения разумно, руководствуясь с одной стороны их, как мне кажется, вполне правильной сравнительной оценкой, а с другой стороны степенью их переводимости, установленной им тоже вполне правильно.

Несмотря на отдельные ошибки, он свою премию заслужил: перевел стихи Бродского так хорошо, что они и в переводе производят большое впечатление. Рифмы – там, где они были – выпали; размер соблюден быть не мог; но основной ритм каждого стихотворения сохранен, даже в тех случаях, когда он в подлиннике осложняется метрическою схемой. Перевод тем самым подчеркнул одно из главных и лучших свойств этих стихов: их ритмическую выразительность, проистекающую из того, что слова и образы в них движутся в неизменном согласии с движением высказываемой ими лирически взволнованной мысли.

Конечно многое упрощено, звуковая насыщенность уничтожена, образная разрежена, но читая этот перевод, где нет – слава Богу – никаких внесенных переводчиком произвольных «украшений», можно угадать, можно порой и полностью почувствовать, какой большой поэт Иосиф Бродский.

Это не только почувствовал, но и как нельзя лучше понял другой поэт, уже немолодой, справедливо ценимый французами Пьер Эмманюэль, написавший к этой книге переводов довольно длинное и весьма ценное предисловие. В нем он прежде всего провел различие между той «эстрадной» поэзией, которая нынче имеет такой успех в Советском Союзе и экспортируется оттуда за границу, где аплодируют громогласным стихотворцам, глядя на их жестикуляцию и мимику, даже люди ни слова не понимающие по-русски, и поэзией Бродского, требующей от читателя сосредоточенного внимания, но которая зато звучит, поет и волнует сама, не требуя, да и не вынося никакой нарочитой декламации, и еще того менее эстрадного актерства.

Пьер Эмманюэль очень хорошо увидел, что поэзия Бродского никаких вне-поэтических целей и задач не знает, но и отнюдь не сводится к изготовлению «хороших», «оригинальных» или «авангардных» стихотворений. Она – воплощение в слове всей внутренней жизни поэта, той его жизни, которая именно в этом слове и живет. Совершенно правильно говорит Эмманюэль, что после смерти Анны Ахматовой нет в Советском Союзе, среди печатаемых там авторов, другого поэта, столь же подлинного и целостного, как Бродский, такого поэта, каким являет себя Бродский в каждом своем стихотворении. И, конечно, не мог обойти Эмманюэль молчанием позорного процесса, на котором Бродский был приговорен к пяти годам «исправительных» работ в качестве «лодыря» и «паразита», т.е. именно за то, что он – поэт. Пусть, мол, в тачку запряжется на дальнем севере; выбьем из него поэтическую дурь.

Пьер Эмманюэль искренно и горячо любит нашу страну. От мысли о том, как оплевали Россию, расправившись с Бродским, ему больно, ему тошно, как всем нам.